Русская Православная Церковь в XX веке           

От осуждения «безбожной власти» большевиков, через признание советского государства и лояльности ему, к сотрудничеству и подчинению Церкви большевистскому режиму, превращению в послушное орудие в руках тоталитарного государства – таков был путь, проделанный РПЦ во второй четверти ХХ века. Не в первый раз Церковь полностью подчинялась светскому государству: так было и в ХV-ХVII веках в Московской Руси, так было и в Петербургской России ХVIII-ХIХ веков. Однако неповторимое своеобразие ситуации в ХХ веке состояло в том, что здесь Церковь была принуждена служить атеистическому государству и коммунистической партии, официально провозглашавшим одной из своих главных целей уничтожение религии и ее замену своей псевдонаучной квазирелигией – идеологией «марксизма-ленинизма», замену Церкви партией, замену христианских пророков и святых – Марксом и Лениным (чья мумия, помещенная в мавзолей, стала главной святыней новой веры). Государство, которое известный священник и мыслитель Александр Мень справедливо назвал «террористически-атеистическим», начав с жесточайших репрессий против РПЦ, террора, провокаций, уничтожения всех инакомыслящих, постепенно приручило, подчинило и поглотило Церковь, у которой не было серьезного опыта и традиции сопротивления государственной власти, но зато был силен инстинкт самосохранения, национализма и конформизма.

Сначала партия большевиков всеми силами стремилась расколоть и дискредитировать РПЦ в глазах верующих (сделав ставку на обновленческую Церковь), затем приручить наиболее послушную и беспринципную ее часть, легализовать ее на основе навязанных ей режимом условий, наконец, включить ее в свою государственную машину, полностью поставив под контроль. При этом прямой террор и насилие сочетались с посулами и провокациями, мощные пропагандистские кампании против религии перемежались периодами послаблений, попытки полностью уничтожить РПЦ сменялись попытками включить ее в советское государство (чтобы верующие совсем не ушли в подполье, которое будет неподконтрольно режиму). Периоды форсированных атак на Церковь (как и на общество в целом), кампании массовых репрессий и идеологической обработки населения перемежались с периодами относительного затишья (когда у верующих и духовенства возникала иллюзия, что, если капитулировать перед тоталитарным государством, оно оставит Церкви возможность существовать).

Во взаимоотношениях РПЦ и большевистского государства можно выделить несколько периодов: 1) период 1922-1927 годов, когда власти хотели раздробить Церковь на части и добиться полной лояльности церковных иерархов режиму, уничтожив все остальные части Церкви; 2) период 1927-1940 годов,- массовый террор, уничтожение основной части духовенства, отход от религии подавляющей части населения; 3) период 1941-1954 годов, когда советский режим признал право РПЦ на существование на условии превращения ее в послушное и безгласное орудие этого режима; 4) период 1954-1964 годов,- последний натиск государства на РПЦ с целью уничтожить остатки возможного сопротивления; 5) период 1965-1987 годов, когда РПЦ влачило жалкое существование «на обочине» советского общества и под надзором спецслужб, как часть государственной Системы контроля за населением; 6) период после 1988 года, когда РПЦ сначала даруется полная самостоятельность, а затем она становится привилегированной Церковью в условиях современной России.

Декларация» Сергия и раскол в РПЦ. Первый шаг на пути подчинения РПЦ большевистскому режиму был вынужден сделать еще патриарх Тихон, признавший в 1923 году законность советской власти. За это он был освобожден из-под ареста и смог объединить вокруг себя значительную часть приходов и духовенства, ранее ушедших к обновленцам. В апреле 1925 года Тихон умер, во главе Церкви оказался местоблюститель патриаршего престола Петр. Он был арестован, сослан в Сибирь и впоследствии расстрелян. Целый ряд других лидеров РПЦ, вслед за Петром, последовательно отказывались капитулировать перед большевиками и – арестовывались и ссылались. Органы НКВД намекали на возможность «легализации» и «регистрации» властью РПЦ при условии заявления с ее стороны поддержки большевистскому режиму, устранения неугодных Кремлю епископов, осуждения заграничных церковных иерархов, борющихся с большевиками. В конце концов органам НКВД удалось найти в высшей церковной иерархии человека, готового пойти на услужение и подчинение большевикам и ради легализации РПЦ способного на «приспособленчество» к их приказаниям.

Очередной местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) согласился полностью публично капитулировать от лица Церкви. 29 июля 1927 года он издал декларацию о полной лояльности РПЦ к новой власти и о солидарности с ней, призвал к «подчинению законной власти России», резко осудил заграничных православных, как врагов, и заявил, что радости и успехи большевистского режима «наши радости и успехи». В декларации принималось главное требование властей (которое Церковь до того решительно отвергала): регистрация всех церковнослужителей государственными органами. Более того, в своей декларации Сергий униженно призывал верующих «выразить всенародную нашу благодарность советскому правительству за внимание к духовным нуждам». Полностью подчиняя РПЦ государству, Сергий питал призрачную надежду на ее спасение от полного разгрома. Однако его декларация, расколов, ослабив и дискредитировав РПЦ, никак не спасла ее от последующих репрессий со стороны государства. Достаточно показателен тот факт, что из семи высших иерархов Церкви, согласившихся подписать декларацию Сергия, трое в 1930-ые годы были уничтожены властями.

Прежде всего, декларация 1927 года оформила раскол РПЦ на четыре основные части. Первую составляли «обновленцы» или «живоцерковники», сторонники радикальных перемен в РПЦ и поборники тесного сотрудничества с большевиками. На них правящая партия долгое время делала ставку, однако, увидев, что основная масса верующих не идет за обновленцами, разочаровалась в них и отказала им в поддержке. В 1934 году на обновленцев также обрушатся государственные репрессии, их храмы будут закрыты, и к 1946 году обновленческая Церковь полностью перестанет существовать, а ее последние приверженцы вернутся в лоно РПЦ. Попытки модернизации Церкви, предпринятые обновленцами, были дискредитированы как их сотрудничеством с властью, так и инерцией основной массы верующих. По справедливому замечанию историка Людмилы Алексеевой: «Лидеры обновленческой церкви оказались или запуганы или развращены государственной поддержкой; бескомпромиссных устранили арестами». В храмы «красных попов» шли немногие, тогда как традиционная Церковь сумела несколько укрепить свой авторитет в результате гонений на нее со стороны властей. А историк Джефри Хоскинг верно замечает: «Позволив тайной полиции использовать себя как своих агентов, обновленцы тем самым полностью дискредитировали не только себя, но и любые стремления к реформации в Православии вообще». Церковь осталась консервативной, изолированной от общества и традиционно пресмыкающейся перед государством. В середине 1920-ых годов у обновленцев было 6 тысяч приходов, 11 тысяч священников и 140 епископов. Миллионы людей были увлечены их проповедью. И все же основная масса верующих выступала против любых преобразований в Церкви, сочувствуя, скорее, гонимой «патриаршей» Церкви. По верному замечанию П.Н.Милюкова: «Консерватизм церковных верхов соединился здесь с консерватизмом народных низов». К 1930 году в патриаршей Церкви насчитывалось 30 тысяч приходов, 163 действующих епископов и несколько десятков миллионов прихожан.

Вторую часть расколовшейся Церкви составляли «сергиане» - те, наиболее склонные к конформизму иерархи, священники и миряне, которые поддержали декларацию Сергия и полностью покорились «безбожной власти» в надежде на милость и покровительство с ее стороны. Эта часть Церкви, получившая название «приспобленчества», пыталась продемонстрировать, что она не менее усердно служит государству, чем обновленцы. И в самом деле: в декларации Сергия речь шла не просто о внешней покорности РПЦ власти большевиков, но и о внутренней духовной солидарности со всеми ее действиями. Сергию удалось добиться признания государством своего Синода (хотя почти все члены этого Синода были на протяжении 1930-ых годов арестованы и расстреляны). Ради сохранения видимости церковной организации и иерархии, Сергий непрерывно сдавал позиции, публично лживо заявлял об отсутствии в СССР преследований верующих, приказал в храмах возносить молитвы за советское государство. Помогая митрополиту Сергию стать единоличным вождем Церкви, государство производило массовые аресты и расстрелы не подчинившихся ему епископов и священников. На допросах следователи ОГПУ прямо спрашивали у арестованных, как они относятся «к нашему митрополиту Сергию и к Советской Церкви».

Основная часть церковных иерархов и священников – и внутри и вне СССР – отвергла капитуляцию Сергия перед большевиками. Это привело к образованию еще двух течений в РПЦ: РПЦЗ (Русская Православная Церковь за границей) и ИПЦ (Истинно Православная Церковь или «катакомбная» Церковь). В 1927 году РПЦЗ или «карловчане» (по месту их Собора – сербскому городу Сремски Карловцы) окончательно отделилась от РПЦ, создав свой собственный Синод. Она осудила декларацию Сергия, отметив, что этот документ преследует невозможную и недостижимую цель: установить противоестественный и неслыханный союз между христианской церковью и безбожной властью. Собор РПЦЗ констатировал, что РПЦ полностью «порабощена безбожной властью», «лишающей ее свободы», а потому отныне «заграничная часть Церкви должна управляться сама». РПЦЗ призвала всех верующих «встать против красного Антихриста».

И в самом Советском Союзе большинство высших церковных иерархов и священников осудили малодушное поведение Сергия. Среди отвергнувших его декларацию к 1930 году насчитывалось 37 епископов и митрополитов РПЦ, среди которых были пользовавшиеся огромным авторитетом в Церкви и стоявшие выше Сергия по старшинству в церковной иерархии митрополиты Агафангел, Иосиф и Кирилл (главы Ленинградской, Воронежской и Ярославской епархий). Они не признали Сергия главой Церкви, не признали грубое нарушение им духа соборности (и его решение единолично, за всю Церковь, капитулировать перед большевиками), не признали декларацию и власть государства над церковью. «Истинно православные» считали Сергия предателем и осуждали его позицию «приспособленчества» к антирелигиозному режиму. Большинство верующих пошло за «антисергианами», занимающими непримиримую позицию в отношении властей и подвергнувшимися жестоким репрессиям. «Антисергиане», считающие «сергианскую церковь» «служанкой Антихриста», получили название Истинно Православной Церкви или «катакомбников» или «непоминающих», поскольку они отказывались возносить молитвы за власть в СССР и за Сергия, не признавая его главой Церкви. Катакомбники выступали за сохранение внутренней христианской свободы и отказывались вступать в любые отношения с советским государством (в том числе, регистрироваться), отказывались служить в армии, получать паспорта, участвовать в выборах и переписях и вступать в колхозы. Многие из них бежали на Алтай, в Сибирь, на Крайний Север, создавали тайные коммуны, скиты и монастыри и дожидались там скорого прихода Судного Дня. (Один из монастырей катакомбников на Тянь-Шане, насчитывавший 300 монахов, был обнаружен с вертолета и уничтожен лишь в 1951 году). «Непоминающие» - наиболее принципиальная и сопротивляющаяся порабощению Церкви часть мирян и духовенства – были арестованы, сосланы и расстреляны. В условиях гонений их вера стала более глубокой, выстраданной и искренней. Среди катакомбников было немало странствующих священников, нелегально совершающих богослужения (на квартирах, под открытым небом) и создающих сотни незарегистрированных приходов и общин. Подобно староверам ХV11 века, приверженцы ИПЦ, уйдя в подполье, очень скоро остались без духовенства и связей между собой и, изначально выступая с крайне консервативных позиций, пришли к неизбежному радикальному обновлению всей религиозной жизни (включая отказ от священства или рукоположение женщин в священники) и разбились на ряд сект.

Подавляющее большинство катакомбников были уничтожены или оказались в лагерях и ссылках. Тем не менее, несмотря на чудовищные полувековые репрессии, «вымирание» священников и изоляцию от общества, катакомбным христианам удалось выжить в подполье. Децентрализованные приходы, секты и общины, состоящие из глубоко убежденных верующих людей, готовых на мученичество, советское государство так и не смогло сломить до конца: в годы «перестройки» они вышли из своих «катакомб». Большевистское государство страшилось децентрализованной, неподконтрольной режиму религиозной организации ИПЦ, предпочитая всячески укреплять единую «видимую» централизованную иерархию послушной РПЦ. Здесь интересы тоталитарного режима полностью совпадали с интересами уцелевших иерархов «сергианской» Церкви, которые из инстинкта самосохранения предпочли пойти в услужение богоборческой власти и тем спасти церковную иерархию (отождествляемую ими с Церковью). По словам историка Д.В.Поспеловского: «Советское правительство, очевидно, боялось, чтобы вся Церковь не ушла в подполье, так как официальная и строго контролируемая Церковь представляла меньшую опасность, чем подпольная». Поэтому даже в годы самых суровых гонений на Церковь (призванных уничтожить непокорных, запугать робких, отобрать приспосабливающихся, подчинить Церковь режиму и изолировать ее от общества в некоем «гетто») советское государство никогда не уничтожало ее полностью, используя как важный инструмент надзора за верующими.

Антицерковные репрессии 1928-1940 годов. Несмотря на террор против РПЦ в 1922 году и последующую антирелигиозную пропаганду со стороны властей, в 1920-ые годы в СССР наблюдался некоторый подъем религиозных настроений. Проходили лекции и диспуты на богословские темы, концерты церковной музыки, сборы пожертвований в пользу репрессированных верующих, развивалась благотворительная деятельность. Часть населения была привлечена Церковью, гонимой и преследуемой правящим режимом. В 1927 году из детей, учащихся в школах, церкви посещали 15% мальчиков и 40% девочек, несмотря на все усилия официальной пропаганды. По оценкам газеты «Правда» в 1928 году на сто тысяч активистов-атеистов приходились два миллиона «религиозных активистов». Видный большевистский лидер А.В. Луначарский сетовал: «Политика нетерпимости с нашей стороны загнала болезнь внутрь. Ударив церковь по шапке, мы, в сущности, вогнали бы ее глубже, как гвоздь. Нам нужно не бить, а вырывать. Тут нужны другие, более тонкие приемы».

Декларация Сергия означала капитуляцию РПЦ перед властью, дискредитировала Церковь, оторвала от нее РПЦЗ и ИПЦ, ошеломила верующих и заставила очень значительную их часть не признать эту декларацию. Однако гонения на Церковь со стороны режима лишь усилились. Готовясь к проведению коллективизации, в ходе которой были закрыты почти все сельские храмы и репрессированы почти все священники, советский режим подвел под антицерковный террор юридическую базу. По Конституции СССР 1924 года гарантировалась свобода только антирелигиозной пропаганды, а религиозная пропаганда была запрещена, права верующего ограничивались лишь «отправлением религиозного культа» и «свободой религиозных исповеданий».

Решающим шагом к подведению правовой основы под погром Церкви явилось принятое ВЦИКом СССР 8 апреля 1929 года постановление «О религиозных объединениях». В этом законе отрицались права РПЦ как юридического лица, была введена обязательная государственная регистрация религиозных объединений и их членов. При этом местные органы власти могли отказать им в регистрации без каких-либо объяснений мотива отказа. Духовенство лишалось избирательных прав, ограничивалось в гражданских правах и должно было платить государству 75% с «нетрудовых доходов» за отправление культа, как «владельцы частных доходных предприятий». Любая религиозная деятельность за пределами храмов строго запрещалась. Следовательно, запрещались публичные похоронные процессии, крестные ходы, благотворительная и миссионерская деятельность, паломничества и экскурсии, совместное изучение Библии. Обучение детей основам религии объявлялось преступлением. Все церковные учебные заведения и библиотеки были ликвидированы. Отныне всякая устная и печатная защита религии была объявлена антиконституционной, тогда как антирелигиозная пропаганда всемерно поддерживалась государством.

В августе 1929 года была введена новая рабочая неделя, по сути упраздняющая отдых в воскресенье и в религиозные праздники. Обязательная регистрация церковных приходов давала власти неограниченные возможности по их ликвидации и по надзору за духовенством, позволяя оставлять только «своих», «проверенных» людей (агентов НКВД) и полностью отсеивать всех независимых, самостоятельных священников, епископов и мирян. Передовым отрядом атаки государства на Церковь стал созданный в 1925 году Союз воинствующих безбожников (СВБ) во главе с Емельяном Ярославским. Ему оказывалась колоссальная государственная поддержка, помогали партия и комсомол. СВБ располагал издательством «Атеист», выпускал иллюстрированную газету «Безбожник» (ее тираж в конце 1920-ых годов достиг 500 тысяч экземпляров), псевдонаучный журнал «Антирелигиозник». Активисты СВБ агрессивно высмеивали религиозную веру и обычаи, устраивали «коммунистическую пасху», парады и карнавалы во время религиозных праздников, изобретали новые обряды, новые «революционные имена», помогая институционализации новой большевистской «церкви». В 1926 году СВБ насчитывал 87 тысяч членов, в 1932 году – 5 620 тысяч, а в 1938 – 2 миллиона. (Впрочем, здесь, конечно, имели место массовые приписки и «мертвые души», совершенно пассивные и даже не платившие членские взносы).

В 1932 году Союз воинствующих безбожников объявил о начале «безбожной пятилетки», в конце которой – в 1937 году – с религией в СССР должно быть полностью покончено. Члены СВБ громили и грабили церкви (при участии партийных и государственных органов) под лозунгом: «Борьба с религией есть борьба за социализм». Были организованы кампании публичного отречения священников от своего сана, публичные осады церквей (организованные НКВД). Дело обставлялось так, как будто правительство, закрывая храмы, «уступает народным массам», требующим преследования РПЦ. Снятие колоколов, закрытие и разрушение соборов, сожжение икон, аресты священников, вскрытие мощей – все это делалось «по желанию трудящихся масс», «по просьбе рабочих», вовлекаемых государством в свои преступления. Большевики организовывали толпы и собрания, принимающие соответствующие решения. Так, в декабре 1929 года в присутствии 15 тысяч рабочих рудокопов из Горловки были сожжены 4 тысячи икон. А краматорские рабочие в январе 1930 года сожгли 20 тысяч икон и поголовно вступили в СВБ. В антирелигиозной кампании, режиссируемой тоталитарным государством, переплетались элементы игрового соревнования, манипуляции, искреннего энтузиазма, карьеризма, реальной вражды значительной части населения к Церкви (ассоциировавшейся с самодержавием) и страха, основанного на терроре. Процессы «коллективизации», «раскулачивания» и тотального наступления государства на общество в 1928-1930 годах шли параллельно с натиском на Церковь. Уничтожение экономически независимого крестьянства, способного содержать сельских священников, а ныне загнанного в колхозы, подрывало основание под автономией Церкви.

24 августа 1929 года газета «Известия» напоминала: «Религиозная идеология является одним из важнейших препятствий на пути социалистического переустройства страны… Быть безбожником «для себя», никого не трогать – это совсем не соответствует большевистской, марксистско-ленинской пролетарской тактике. Это – чисто реформистское отношение к религии, объявляющее ее частным делом каждого». Параллельно с устранением идейного «конкурента», уничтожая РПЦ, партия большевиков желала добыть за счет Церкви дополнительные средства на индустриализацию страны. Поэтому важным элементом антирелигиозного наступления явилась «антиколокольная кампания», призывающая снять колокола с храмов и переплавить их. В одном из постановлений ВЦИК, принятом осенью 1929 года, говорилось: «Колокольный звон, производимый на всю данную округу церковниками, резким образом противоречит принципу отделения церкви от государства, ибо нарушает бытовые условия и права широких безрелигиозных трудящихся масс, особенно города, мешает труду и использованию трудящимся населением его отдыха». Колокольный звон в СССР был запрещен с 1930 по 1943 и с 1961 по 1988 годы. Страна словно онемела. К декабрю 1933 года в РСФСР было снято 368 788 колоколов общим весом 33 763 тонны, на Украине – 14 514 колоколов весом 3 368 тонн, в Белоруссии – 2 008 колоколов весом 2 942 тонны. Такой разгром положил конец колокольному звону (который, между прочим, нередко созывал крестьян на восстания против большевиков). А государственный план по сбору колокольного лома был досрочно перевыполнен. Но для переработки лома в СССР не было соответствующих технологий и мощностей: колокола долго валялись невостребованными на дворах заводов.

При создании колхозов местные церкви закрывались, превращаясь в клуб, школу или склад, священников арестовывали и расстреливали или ссылали, как «эксплуататорские элементы». Детей священников изгоняли из школ, участников церковных хоров исключали из профсоюзов. В 1930-1932 годах антирелигиозная кампания достигла своего пика. Снимали колокола, разграбляли церковные ценности, вскрывали мощи, сжигали иконы, закрывали или разрушали храмы, репрессировали священников, миллионными тиражами распространяли антирелигиозные издания. Жалобы верующих тонули в шуме кампаний, организованных «со стороны трудящихся» в поддержку этих мероприятий. Новые религиозные общества не регистрировались местными властями.

Из 500 московских православных церквей, действовавших в 1928 году, к 1941 году осталось 15. В 1929 году в Москве была разрушена часовня Иверской Божьей Матери, в 1930 году – уничтожен Симонов монастырь, в 1931 году – взорван храм Христа Спасителя. Были снесены Чудов и Вознесенский монастыри в Кремле. В 1937 году глава Московской партийной организации Н.С.Хрущев заявил: «Перестраивая Москву, мы не должны бояться снести дерево, церквушку или какой-нибудь храм». Всего за годы советской власти было уничтожено около половины московских храмов, а по всей стране – уничтожено 70 тысяч храмов из 100 тысяч. В Ленинграде был уничтожен первый собор города – Троицкий собор (1710-1711 годов). В Пермской области из 1100 церквей и часовен, действовавших к 1917 году, к 1941 году осталось 35. Повсеместный снос церквей серьезно изменил облик городов. Были уничтожены многие бесценные иконы древнего письма и древние рукописи. В 1917 году в России действовали 1257 православных монастырей, к 1940 году все до одного они были закрыты. В 1917 году в Российской Империи существовало 80 тысяч православных храмов, 25 тысяч мечетей, 6 тысяч синагог, 4400 костелов, 2 тысячи грузинских и армянских церквей. К 1940 году в СССР оставалось 2 тысячи действующих храмов, из них 400 православных церквей, менее 1 тысячи мечетей. В таких больших городах, как Омск или Красноярск, не осталось ни одной действующей церкви.

Аресты церковных архиереев имели целью дезорганизовать управление Церковью, парализовать (через закрытие духовных учебных заведений) появление нового духовенства и провести его «селекцию». Историк Церкви Д.В.Поспеловский констатирует: «годы террора унесли с собой жизни большинства лучших, наиболее стойких церковных деятелей, в то же время многие из оставшихся в живых церковнослужителей были запуганы и приведены в послушание». Государство вмешивалось во все внутрицерковные дела, ставило веру, поступки и мысли православных под свой контроль. НКВД наводнил церковную среду священниками, находившимися на службе у «органов». Слежка, доносительство, охватившие общество, затронули и Церковь. В 1930-ые годы были расстреляны 17 архиереев. В лагерях погибли выдающийся богослов, ученый и философ, священник Павел Флоренский, крупнейшие профессора-богословы. Если в сентябре 1927 года Сталин сказал членам американской рабочей делегации, что все граждане СССР имеют право исповедовать любую религию, то уже в марте 1931 года, давая интервью американской газете, он заявил о том, что жалеет «только о том, что не мог до сих пор покончить со всеми ими» (священниками). Угрозы, посулы, репрессии, провокации, пропагандистская обработка – все обрушивалось государством на общество, чтобы покончить с Церковью. Восемь тысяч священников были замучены и расстреляны в течение 1930-ых годов. А всего в течение 1920-1930-ых годов советской властью было уничтожено свыше 40 тысяч православных священников! Подавляющая часть духовенства оказалась в тюрьмах и лагерях, многие под давлением сложили сан. Из 66 100 священников и диаконов РПЦ к 1941 году на свободе оставались лишь 6 376 человек. Из всего высшего епископата (163 человека в 1930 году) на свободе оставались к 1941 году лишь 4 человека (!), наиболее преданных большевикам: два епископа и два митрополита. Сам митрополит Сергий, глава лояльной тоталитарному режиму части РПЦ, находившийся с 1934 года под домашним арестом и неусыпным контролем НКВД, был вынужден в 1935 году распустить свой Синод и непрерывно делать новые и новые уступки палачам православия - большевикам.

Уничтожив возможность подготовки нового поколения священников, посадив в лагеря почти все духовенство и запретив «религиозную пропаганду», сталинское руководство ожидало, что РПЦ «вымрет» естественным путем, по мере умирания последних верующих мирян и священников, не сложивших с себя сан, не сосланных и не расстрелянных. Без церковных книг, богословских знаний, колоколов и икон, без учебных духовных заведений, без храмов православная традиция должна была прерваться. Под мощным государственным прессингом значительная часть населения (воспитанная комсомолом и СВБ) отошла от православия (а, поскольку для большинства вера была тождественна «обрядоверию», невозможность обрядов и богослужений означала для них конец религии). Немногие оставшиеся на свободе и прошедшие через фильтр НКВД священники были «лишенцами», то есть людьми, ущемленными в своих правах. Они лишались избирательных прав, облагались высокими налогами, получали продовольственные карточки самой низшей категории, лишались права на жилплощадь и на медицинскую помощь, их дети не могли получить специальное среднее или высшее образование. Даже религиозное воспитание родителями своих детей нередко каралось отбиранием детей государством и их передачей в интернаты. Если в 1935 году в Ленинградской области еще действовали 1,5 тысячи священников и диаконов, то к 1937 году на свободе из них остались 32 (!) человека. К концу 1930-ых годов 95% всех церквей в СССР были закрыты, были ликвидированы все монастыри и церковные учебные заведения, почти все священники были арестованы или расстреляны.

В это же время митрополит Сергий, уступая давлению властей, давал интервью иностранным журналистам, уверяя их в наличии в СССР религиозной свободы и в отсутствии гонений на РПЦ. Инстинкт самосохранения у него и у некоторых подобных деятелей Церкви возобладал над принципиальными соображениями. В феврале 1930-го года папа римский Пий IХ обратился к христианам всего мира с призывом помолиться о спасении русской Церкви. Это было интерпретировано ЦК ВКП(б) и руководством СССР, как «призыв к международному империализму организовать крестовый поход против Советского Союза». Полностью уничтожить РПЦ было бы просто, но это не было в интересах тоталитарного государства: ведь тогда верующие ушли бы в «катакомбы», в подполье, и контролировать их было бы невозможно. К тому же остатки РПЦ должны были имитировать «религиозную свободу» в СССР для иностранцев. По словам Д.В.Поспеловского: «Но массовые закрытия церквей всех ориентаций в 30-х гг. привели к тому, что верующие шли в ту церковь, которая уцелела, будь то «сергианские», «иосифлянские» или даже обновленческие». Это было на руку власти, упрощая надзор над прихожанами.

Несмотря на огромные успехи государства в деле борьбы с христианской религией в 1930-ые годы, тем не менее, во время Всесоюзной переписи 1937 года почти половина населения СССР назвала себя верующими людьми. В ходе тотального антицерковного террора 1930-ых годов лучшая, наиболее принципиальная часть духовенства была полностью уничтожена. По словам Д.В.Поспеловского, «среди тех, которые уцелели или вернулись в Церковь после войны, были худшие представители старого духовенства, которым Ежов и Берия дали выжить». К концу 1930-ых годов в больших городах осталось по одной действующей церкви, а при ней по два священника, сотрудничающих с НКВД. Как констатирует Д.В.Поспеловский: «они должны были доносить о содержании исповедей, о верующих должностных лицах, о подпольных священниках и мирянах. Оставлено было по два священника, чтобы один мог доносить на другого».

1941-1954 годы: от уничтожения РПЦ к ее превращению в орудие тоталитарного государства. Начало войны с Германией ознаменовало поворот в идеологии, политике сталинского режима и означало новый этап в государственной «селекции» «ручной» Церкви, переход от ее разгрома к превращению в послушный инструмент в руках государства. Причин тому было несколько. Прежде всего, иерархи Русской Православной Церкви за рубежом поддержали Германию в войне с большевистским режимом, а на занятых немецкими войсками советских территориях открывались, с разрешения немецких властей, тысячи закрытых большевиками храмов. Всего было открыто около 10 тысяч православных церквей. Советское государство столкнулось с малоприятной перспективой мощного антибольшевистского движения в России под религиозными лозунгами. Значительная группа православного духовенства во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским) – вторым лицом в иерархии РПЦ, оказавшимся в Риге в момент вступления туда вермахта и отказавшимся подчиниться приказу большевиков об эвакуации, приветствовала немцев как освободителей от бесчеловечной власти большевиков, объявила московского митрополита Сергия «заложником Кремля» и призвала православных к борьбе со сталинским режимом. Сталин и его подручные не без оснований опасались, что миллионы верующих в СССР могут перейти на противоположную сторону – важно было перехватить «религиозную карту» в развернувшейся войне (в которой все явственнее присутствовали элементы войны Гражданской) и использовать ее в своей политике.

Кроме того, в этот период происходит откровенный поворот тоталитарного режима СССР к имперской, шовинистической, консервативной и националистической идеологии и отбрасывание остатков революционной и интернационалистической фразеологии. Были восстановлены такие характерные символы самодержавной России, как гвардия, генералитет, погоны, начали возвеличиваться Дмитрий Донской, Иван Грозный, Александр Невский, всячески воспевалась военная мощь Российской Державы. Подчеркивалось, что СССР – преемник Петербургской Империи, а русский народ (с его исконной православной верой) – самый главный народ в СССР. В этой ситуации православие, как атрибут национальной традиции и часть имперского наследия, могло пригодиться Сталину.

Наконец, обескровленная, дискре